Как все начиналось…

Вначале нас было трое: брат, сестра и наш друг Андрей. Андрей не простой человек, он — особенный…
Он не мог ходить и передвигался с помощью инвалидной коляски, он плохо читал, по слогам, почти не умел писать, но у него была прекрасная улыбка, впрочем, и сейчас она у него такая!..
Мы познакомились с Андреем случайно, если вообще в жизни бывают случайности…
Как-то раз сестра встретила его возле одного крупного магазина, Андрей просил милостыню. Они заговорили, хотя не были знакомы, сначала о жизни, потом о Боге. Она пригласила его пойти вместе с ней в Церковь, и он согласился. После св. Литургии Андрей сказал, что хочет принять Крещение. Наш настоятель подозвал меня и попросил, чтобы я помог Андрею подготовиться к принятию таинства. Я согласился. Так мы узнали друг друга и вскоре стали друзьями!
Мало-помалу мы познакомились и с его семьей. Условия, в которых он жил были ужасными. Родители, его мать и отчим, были алкоголиками, теперь их уже нет в живых…
Летом Андрей просил милостыню на рынке, а всю зиму сидел дома с пьяными людьми, среди постоянных скандалов, драк и унижений. Хорошо, что его не привлекал алкоголь… Кроме того, что он не мог ходить, он имел ещё множество заболеваний. Я всегда удивлялся, как ему удается переносить столько страданий и улыбаться мне, когда я приходил к нему! Это один из его даров! Через какое-то время Андрей попросил отвезти его в дом инвалидов. Я знал, что существуют такие дома, но никогда в них не был.
О психоневрологических интернатах я не знал ничего… Мне казалось, что Андрей прав, и ему там будет лучше, чем дома… Документы удалось оформить быстро. И вот, в феврале 1998 г. мы с сестрой отвезли Андрея в ПНИ.
Это было первое знакомство со «Спрятанным миром»… Так теперь мы называем дома, где живут люди, которых мир отверг, назвав неполноценными, слабоумными, уродами, сумасшедшими, бесполезными, стариками или как-то ещё. ПНИ, дома престарелых, психиатрические больницы, в каком-то смысле и тюрьмы, — всё это «Спрятанный мир»!
У людей в «Спрятанном мире» практически нет прав, хотя теоретически, может, они и есть. Обычно у них нет друзей; родные если и есть, то, в основном, они нечастые гости в этом мире. Многие из ребят никогда не знали рук матери, будучи с самого младенчества обреченными на отверженное существование: сначала детский дом, потом интернат для взрослых, а следующий этап — смерть. Смерть от болезни, старости или самовольный уход из жизни! Из жизни, проведенной фактически в заключении, не признавшей тебя полноправной и полноценной личностью…
И вот, мы привезли Андрея в этот мир… Честно сказать, когда мы возвращались оттуда, мне казалось, что там ему будет хуже и нам придется забрать его в прежний ужас его семьи. Когда же мы вернулись через месяц, чтобы навестить его, Андрей был доволен, у него появились новые друзья! Мы восприняли это как настоящее чудо, и благодарили Бога, что не вышло ошибки, и этот шаг был верным! Хотя прошло некоторое время, и он начал уставать там и страдать. Всё-таки из одного ужаса он переместился в другой, только иного рода. Но тогда ничего лучшего мы не могли ему предложить…
Раз в месяц мы приезжали навестить его… Делать это чаще было сложно — интернат расположен в 120 километрах от города.
Со временем мы познакомились с другими обитателями этого мира, установились новые дружеские связи. Постепенно с нами стали приезжать и другие прихожане томской общины, и не только томской… У нас появились друзья, которые молились за ребят и за нас, помогали, чем могли. Наши поездки приобрели в церковной общине статус служения…
В то время мы ещё ничего не знали ни о Жане Ванье, ни об общинах «Ковчег» и «Вера и Свет», ни об особой их духовности. Мы говорили просто: «Поехать в интернат»…
Служение росло и развивалось: мы подружились с директором интерната и другим персоналом; приходили новые люди, желающие ездить с нами, их становилось все больше, ребят, которые ждали нас в интернате, — тоже…
Прошло ещё немного времени — и мы узнали о Жане Ванье и о том, что в России есть общины «Вера и Свет». У нас появилась первая информация о духовности «Ковчега», это стало питать нас и направлять. Родилось осознание, что необходим настоящий «Ковчег».
Нам удалось ближе познакомиться с московскими общинами «Вера и Свет», сначала по телефонным звонкам и письмам, позднее — лицом к лицу. Они пригласили нас приехать в Москву для участия во встрече Жана Ванье с представителями «Веры и Света», приехавшими из разных мест бывшего СССР. С помощью московских общин и Жана, который тогда уже знал о нас, нам это удалось. Это было первое практическое общение с людьми, которые живут духовностью «Ковчега» и «Веры и Света», прежде всего, с самим Жаном. Кроме москвичей мы познакомились с единомышленниками из Прибалтики, Украины, Санкт-Петербурга, Армении.
У всех этих общин было какое-то название, а мы даже не знали, как представиться… Дело в том, что с самого начала у нас не было вообще никакого названия, мы просто не думали об этом. Однако за год до приезда в Москву, когда мы впервые узнали о «Ковчеге» и Жане, все разговоры были только о них… В те дни слово «Ковчег» так сжилось с нами, что, сами того не замечая, мы стали называть себя «Ковчегом». Но на встрече с Жаном назваться «Ковчегом» было неправильно: мы ещё не были настоящей общиной, готовой принять к себе особых людей, мы только шли к такой общине, мы только созревали до нее в глубине наших сердец, мы только учились любить… Хотя и отказаться от этого названия было страшно жалко — все были полны веры, что создание настоящего «Ковчега» не за горами, поэтому подумали и решили, что пока мы — «Малый Ковчег».